Отлично, Нишель,
отличное интервью,
спасибо огромное».
Я уже собирался заканчивать,
интервью было для книги, которую я писал.
А она говорит: «Подожди минутку,
ты разве не хочешь узнать,
как мы тебя ненавидим?»
– Она так и сказала?
– Да, она так и сказала:
«Подожди минутку,
ты разве не хочешь узнать,
как мы тебя ненавидим?»
Чего-чего?
Это вообще к чему?
Потом я снова включил диктофон,
и она сказала:
«Ну, потому что ты не делал этого,
не делал того,
никогда с нами не разговаривал
на съемочной площадке».
Это было для меня чем-то нелепым.
Совершеннейшей нелепицей.
И так по-детски.
– Как ты думаешь, почему так?
– Понятия не имею.
Я надеялся, ты знаешь.
– У меня был инцидент
с одним из актеров.
Однажды мы снимали один фильм.
Я закончил вечерние съемки,
снял грим и шел по стоянке к машине,
уже было темно.
Передо мной шел этот актер,
гораздо медленнее меня,
и, когда я его обогнал, то сказал:
«Спокойной ночи, имярек».
А он не ответил. Вообще не ответил.
Странно как-то.
Я пошел дальше, сел в машину.
На следующий день собралась
небольшая группа,
и я сказал ему:
«Я вчера тебе пожелал спокойной ночи,
а ты не ответил».
Он говорит: «Ты хочешь узнать, почему?»
Я подумал: «Не уверен, что хочу».
Смысл в том, если, конечно,
он тут вообще есть,
что существуют неизвестные,
неожиданные и…
тайные, скрытые обиды,
которые постепенно накапливаются.
– Я пытался объяснить себе это именно так.
Ты, ДеФорест [Келли] и я,
мы втроем были там каждый день.
– Да.
– Мы работали целыми днями,
возвращались на следующий день,
мы втроем действительно были друзьями,
на самом деле друзьями,
почти все время,
за редкими исключениями.
Другие актеры приходили не каждый день,
например,
раз в неделю или того меньше.
– Верно.
– Сериал закончился,
и все были довольны,
по крайней мере, насколько я знаю.
Затем начались конвенции,
и актеры начали ходить на них.
Публика рукоплескала им стоя.
И постепенно, как мне кажется,
члены команды начали считать себя
исполнителями главных ролей
и больше не хотели находиться в тени.
– Интересно.
– И их восприятие реальности изменилось.
– Так ты думаешь, что это
произошло апостериори,
после съемок сериала?
– Я так и не понял...
Я ничего об этом не слышал.
Я всегда думал только о том,
как это здорово…
Когда я встречался с ними
после сериала,
мы тогда часто встречались,
я не чувствовал никакой отчужденности.
– В определенной степени напоминает
ситуацию из «Расёмон».
На съемках что-то происходит,
люди относятся к этому
очень эмоционально.
Карьера… мечты либо исполняются,
либо разбиваются,
иногда и то, и другое вместе.
И ты можешь спросить двух-трех
людей, которые это видели:
«Что ты там заметил?»
Один скажет: «О, отличные
товарищеские отношения».
Другой: «О Господи,
такое ужасное напряжение…»
Ну, что-то в этом роде.
Это действительно очень сложно понять –
откуда берутся все эти обиды,
имеют ли они какую-то почву под собой,
возникают ли из придуманных
или реальных отношений.
– Потому что происшествия,
о которых читал я
и которые стали причиной обиды на меня,
были настолько пустяковыми!
Ну, может, такое действительно было,
но как это могло на что-то повлиять?
– Да, я понимаю.
Трудно в таком разобраться.
– Да. Я никогда на самом деле
не понимал, где они…
Может быть, по этой причине
они и обижались.
– Не знаю. Возможно.
– Я никогда толком не понимал,
что именно их беспокоит.
– Людям нравится считать,
что группа исполнителей,
какой были мы,
работающая вместе подобно семье,
группа людей, которая вместе
справляется со сложными задачами,
действительно обладает чувством
товарищества, особой «химией»,
и они постоянно ходят вместе на пикники.
– Я испытывал к ним только добрые чувства.
И чем дольше я их знал,
тем сильнее становились эти чувства.
Так что меня озадачивает…
– То есть, ты относишься к ним
по-доброму?
– Да, в определенной степени.
Добрые отношения…
– Не то, чтобы личные, но…
– Да, именно. К образу,
к тому, что