просить...
Подсудимый хочет сделать
заявление именно сейчас.
Я должен переговорить с моим клиентом.
Подсудимый имеет право
сделать заявление!
Заседание суда переносится
на завтра на 10:30 утра.
(Рольфе) Что вы делаете?
Объясните мне, чего вы добиваетесь?
На скамье обвиняемых уже были Геринг,
Франк, Штрайхер... Все это кончилось.
Вы думаете, мне доставляет удовольствие
выступать на этом процессе?
Да, мне пришлось сказать в зале суда
кое-что, от чего меня до сих пор мутит.
Зачем мне это нужно?
Потому что я хочу хоть что-то
сохранить для немецкого народа.
Я хочу оставить немцам
хотя бы тень достоинства.
Я хочу остановить это действо.
Если мы позволим им дискредитировать
в вашем лице всех немцев,
мы навсегда потеряем право
распоряжаться своей страной.
Мы должны смотреть в будущее.
Мы не можем оборачиваться.
Вам что, хочется, чтобы американцы
остались здесь навсегда?
Хотите, я покажу вам фотографии
Хиросимы и Нагасаки?
Тысячи и тысячи обугленных трупов.
Женщины и дети.
По-вашему, это - высшая справедливость?
Как вы думаете, куда они толкают нас?
Думаете, они сами знают?
Вы считаете, они хотя бы отчасти
представляют наши проблемы?
Что еще я должен сказать?
Что я могу сказать,
чтобы вы смогли увидеть?!
Ничего.
Совсем ничего.
(говорит радио) Ничего не было сделано
для уменьшения создавшегося кризиса.
Сегодня днем кризис достиг апогея -
прекратилось железнодорожное сообщение
между западной зоной и Берлином.
Наземный транспорт полностью блокирован.
Как вы думаете, господин генерал,
что мы предпримем? Вывод войск?
Это невозможно. Если мы выведем войска
под давлением другой державы,
наш престиж резко упадет.
Коммунисты начнут наступать
по всем фронтам.
А как насчет процессов, генерал?
Что вы об этом думаете?
Мы должны завершить все процессы,
но, на мой взгляд, было бы разумнее
ускорить их, насколько это возможно.
А каковы будут наши действия, если они
начнут стрелять по нашим самолетам?
Тогда мы и будем принимать
соответствующее решение.
Пока никто не сможет дать вам ответ.
Попробуйте штрудель.
Здесь их очень вкусно готовят.
Нет, благодарю вас.
Дэн, как вы знаете,
я только что из Берлина.
Я не думаю, что это случится.
Многие так считают, но не я.
Все последующие десять, может быть,
даже двадцать лет
будет идти борьба за выживание,
и Германия - центр этой борьбы.
Вам это скажет любой,
кто учил в школе географию.
Что вы хотите сказать,
господин сенатор?
Я хочу сказать,
что, пока никто не пытается повлиять
на ваше решение,
надо воспользоваться этой возможностью,
потому что такова жизнь.
Давайте не будем увиливать, господа,
все уже решено:
нам подойдет любая помощь
и нам потребуется содействие немцев.
Еще штруделя, господа?
Герр Яннинг, вы можете продолжать.
Я хочу сделать заявление
по делу Фельденштайна.
Этот процесс был переломным
для своего времени,
и это должны осознавать не только
присутствующие здесь, в зале суда,
но и весь немецкий народ.
Однако для того,
чтобы понять дело Фельденштайна,
необходимо попытаться понять то время.
Наша страна была объята лихорадкой,
лихорадкой бесчестия,
безучастия и голода.
Да, у нас была демократия,
но ее разрывало изнутри.
Хуже того, нами правил страх.
Боязнь сегодняшнего дня,
боязнь будущего,
боязнь наших соседей
и самих себя.
Только когда вы задумаетесь над этим,
вы поймете, что для нас значил Гитлер.
Именно Гитлер сказал нам:
"Поднимите головы.
Мы - немцы, гордитесь этим!
"Среди нас живут бесы - коммунисты,
либералы, евреи, цыгане.
Как только они будут уничтожены,
все наши бедствия кончатся".
Это была старая-старая притча
об агнце на заклание.
И как поступили мы,
знавшие эту притчу...
знавшие, что слова эти были
ложью и даже хуже, чем ложью?
Почему мы не проронили ни слова?
Почему мы приняли в этом участие?
Потому что мы любили нашу страну.
Разве имеет значение, если горстка
политических отщепенцев лишится прав?
Разве имеет значение,